Вы не хотите меня переубедить в моей уверенности в том, что случаются такие события, которые из года в год, в определенный день, отравляют жизнь человека, капая на душу и разум черным страхом.

Скажите - время лечит.

Да, двадцать лет назад я бы с вами согласился, потому как верил, что это есть истинна.

Но сейчас, прожив большею половину отмеренного мне времени, я могу смело утверждать - это просто заблуждение. Невозможно вылечить то, что с годами неумолимо приближается.

Что в понимании человека может неумолимо приближаться: старость, болезни, смерть? Да, но меня приводит в дрожь другое – лишение права на смерть.

При определенных стечениях обстоятельств, родиться такая субстанция отравы, которая с годами лишь материализуется, образуя твердый сгусток. Это бывает тогда, когда в твоей жизни встречаются вместе радость, трагедия, и собственный внутренний, животный ужас.

Смеетесь, думая, что я просто хнычу или то, что перед вами умалишенный. Не угадали, не то и не другое.

Нет, я не слабак. Вот уже двадцать лет борьба с самим собой, составляет смысл моей жизни. Какие только эликсиры исцеления мне не пришлось перепробовать. Я не брезговал ничем, начиная от экстрасенсов и шаманов до психотерапевтов. Я то бунтовал, то смирялся, то бежал куда глаза глядят и возвращался обратно.

Из всех похождений по специалистам наук и псевдо наук мне довелось понять одно, я не один, таких как я много. Этот факт меня даже немного успокоило. Конечно каждый из нас получил свой кошель с черной отравой по-своему, но переживаем его одинаково. Кто послабее тот сходит с дистанции заканчивая свою жизнь в психлечебнице или того хуже самоубийством. А я еще не закончил битву за жизнь и за право на смерть.

Мне нужно забыть всего одно число в году. Число наших с Аллой свадебных юбилеев. Но я не могу этого сделать. Дата приближается и я вспоминаю все мельчайшие детали того дня который перевернул всю дальнейшую мою жизнь.

Это была весна, время любви и надежд, время, когда можно с наслаждением дышать солнечным теплом. Я был молод, богат и влюблен с собственную жену. Меня вряд ли что-то волновало больше чем проблема как удивить женщину которая имела все, что пожелает, в её первый свадебный юбилей,.

Зеленые глаза. Стоило мне прикрыть веки, как тут же вспоминал аромат её волос и божественное ощущение теплого, мягкого, податливого тела.

Я желал её со всей силой страсти, которую не могла разжечь и удовлетворить никакая другая женщина.

В то время для меня во всем мире существовали только моя работа и моя жена. Поэтому, многого не замечал, что происходило вокруг меня в коллективе.

На кануне мы с Аллой договорились, что первый свой юбилей отметим непременно дома только вдвоем с шампанским и при свечах. Я приду с работы пораньше, мы закроемся на все замки, отключим все телефоны, и в этом мире будет существовать только два человека Адам и Ева.

Я и не предполагал, что моя холеная, сытая жизнь может резко дать трещину. Да даже не трещину, а полный крах.

Сидя возле грязной медленно текущей речушки на большом валуне, по соседству с городским кладбищем я пытался разобраться в этой ситуации. На душе было холодно, пусто, и мне ужасно не хотелось идти домой.

Должно быть, это было печальное зрелище – на фоне чернеющих крестов, вырисовывался одиноко сидевший человек, опустивший голову на грудь.

Несчастный гордец! Я был одним из многих, которым жизнь преподнесла жестокий урок, и рассчитывать на её милосердие не было ни каких оснований. Сейчас мне не хотелось видеть ни звезд зажигающихся у меня над головой, ни вспыхивающих огней большого города расположенного на другом берегу реки, а особенно не хотелось видеть удивленного или укоряющего взгляда любимой женщины.

Да, такого уж она точно не ожидала. Завтра состоится совет директоров, и меня низложат с формулировкой «несоответствие занимаемой должности».

Это Эрнест по секрету, по дружбе, зачитал мне предварительный протокол заседания. Он так зачитал, что я тут же подумал – «Почему же я раньше не замечал в нем столько ехидства»?

Да что Эрнест? Вот другие, мерзкие и скользкие лицемеры, собирающиеся решать то, что уже давно решили. Сволочи! Моральные уроды!

А чем я, лучше их?

И мне представились последние годы собственной жизни, они были такими же мутными и темными, как эта дурно пахнущая река. Однако подобные мысли не вызвали во мне брезгливости или пренебрежения к самому себе. Так как этот этап был давно пройден, и терзавшие меня ранее сильные муки совести, привели к её смерти.

Может быть, эти муки привели к смерти не только совесть, но и самого меня? Возможно, я уже умер, и поэтому мне так спокойно здесь рядом с кладбищем. Может быть мой дом тут, а не в том городе светлячков?

- Нет, «таких» как ты, здесь не надо. – Очень четко, прозвучало у меня в голове.

- Почему? – Непроизвольно поддержал я мысленный разговор, возмущенный таким поворотом дела.

Я поднял голову и прислушался, не позволяя собственным мыслям придумывать дальнейший диалог.

- Потому что тут живем мы. – Беззвучно ворвались чужие мысли в мой мозг. Я огляделся, но вокруг никого не было. Холодок пробежал по моей спине.

- Что за хренотень. – Выругался я, доставая из кармана сигареты и зажигалку.

- Здесь не растет хрен. Поэтому и тени от него не может быть. Впрочем, на этом берегу вообще ничего не растет. – Продолжал бесплотный шепот в моих мозгах. Это было не смешно. Я как можно спокойнее закурил сигарету, стараясь заглушить в себе зреющую панику. Затем, медленно поворачивая голову из стороны в сторону, и пуская дым колечками, стал всматриваться в опускающуюся темноту, осматривая каменистый, заваленный мусором берег.

- Ну как же не растет? Вон растет кое-где, какая-то травка. – Промелькнули у меня в голове мои нежелательные мысли.

- Это не травка, а посадка. Один из нас садоводством заразился, и пытается здесь что-то вырастить. Безумец.

- Ты кто? – Задал я вопрос, начиная себя чувствовать немного сумасшедшим.

- Я хранитель разума.

- Что значит, хранитель разума? Чего разума? И что за хранитель?

- Слишком много ненужных вопросов. Все же и так понятно хранитель разума от ненужных вам тел. - Прозвучал ответ.

- Не понял. – Честно признался я. Потому что от моего теперешнего собеседника скрывать, что-либо было бесполезно, ведь он, имел свободный доступ к моему разуму и наверняка знал все, даже мои самые сокровенные, помыслы.

- Что непонятного? После того, как тело придают в наше распоряжение, мы извлекаем мозг, и помещаем его в себя.

- Проще сказать, съедаете? - Я поморщился, и выбросил сигарету. Желудок спазматически сжался, и колючий ком подкатил к горлу.

- Это Вы съедаете друг друга, еще при жизни. Алчные и завистливые, безжалостно уничтожаете себе подобных. – Чужое негодование словно лезвием рассекло мой мозг. У меня перехватило дыхание, в глазах поплыли разноцветные круги, и я с трудом сохранил равновесие, что бы не свалиться с камня.

- Ты материален? – Решил я сменить тему на более нейтральную. Почувствовав, что мой невидимый собеседник совсем не безобидное существо.

- Да, вполне. – Словно причмокнув, ответил тот. – Иначе каким образом мы могли сохранять ваш разум. Вы должны быть нам благодарны.

- Какой разум? Мозг человека умирает первым из всего организма человека. Поэтому то, что вы храните,- я стал поддерживать его теменалогию, - просто мертвая плоть.

- Это вы так считаете, что мозг умирает первым, а на самом деле, мозг сохраняет разумность сорок заходов солнц. Природа добра, она дает вашему виду последнее восприятие мира, в котором он жил. Она дает ему возможность проститься с ним, так как он все слышит.

Меня передернуло от этих слов.

- Ну да, мертвец слышит, особенно после вскрытия черепной коробки в морге.

- Так вот почему, последние лет шестьдесят, мы часто встречаемся с поврежденным рассудком. А мы посчитали, что человеческая раса деградировала.

- Значит поврежденные вы не трогаете? – у меня внутри даже полегчала.

- Храним и эти. В самых низших слоях. В таких как этот садовод – неудачник. Они наш резерв. В долгий период отсутствия светлого разума приходится пользоваться резервными.

Я слушал, затаив дыхание, и пытался что бы не одна мысль не всплыла в моей голове. Это оказалось довольно сложно. Наконец, инстинкт самосохранения, подключил во мне седьмое чувство. Теперь мозг принял на себя лишь функции языка, а мои вопросы и ответы к их решению зарождались где-то внутри меня, помимо разума. Я не думал о них, а просто чувствовал, ощущал сердцем. Это можно назвать предчувствием. Предчувствие того, что мне нужно сказать, и как себя вести. Я осознал, что это не доступно неизвестной твари. Оно может прочитать мои мысли, но не может узнать чувства. Почему не может? Да потому, что у него их никогда не было. Тварь просто не знакома с состоянием чувств: наслаждения, вдохновения или желания.

Мне вдруг открылось, что чувства - это тайник сознания души человеческой. И меня охватила радость оттого, что душа моя со мной. Я то совсем забыл о ней, а она обо мне еще помнит.

Стало темнее. И я приметил, что прямо передо мной из-под небольшого камня светятся, едва заметные для глаза, желтые огоньки. Теперь можно было предположить, что именно там и находиться мой непрошенный собеседник.

Я смотрел, не отрывая взгляда от желтых блестящих точек, пытаясь в сгущающемся полумраке рассмотреть, что скрывается под камнем. Определить размеры беседующей со мной твари. А боковое зрение отмечало то тут, то там проблескивающие желтые свечения. Следовательно, под камнями шло движение, незаметное взору.

- Сколько их? - Задал я сам себе вопрос. И почти тут же получил ответ.

- Именно это и хотим выяснить. Для того и нужен мозг, полный кислорода и свежей крови. По нашему мнению, он поможет расширить пределы познания непознанного.

Холод пробежал по мне. А в душе проснулся какой-то смутный ужас. И боясь собственной догадки, подумал.

- Причем здесь я?

- Ты подходящая кандидатура.

- Я подходящая кандидатура? Можно подумать у Вас есть выбор.

- Выбор всегда есть. – Философски сообщили желтые глаза. - Просто ты еще не знаешь, что уже определен.

- Кем определен? Ерунда какая-то. – Я снова закурил. Руки била нервная дрожь. Я готов был подойти к камню, из-под которого поблескивали злобные желтые огоньки, отбросить его в сторону, и поставить все точки над i. Но что-то меня удерживало, не разрешая спускаться с валуна.

- Ты не один определен. – Спокойно сообщил некто. - Завтра тебя и других как ты, извлекут из-под обломков железа и камня. А еще через три дня Ваши ненужные тела принесут сюда и оставят, засыпав землей. Я выбросил недокуренную сигарету, закрыл глаза, и украдкой, ладонью вытер пот, крупными каплями стекавший с моего лба.

- Так какая разница, когда твой мозг перейдет на хранение ко мне? - настойчиво тарабанило у меня в висках. – А нам это очень надо. Мы найдем самих себя в других землях.

- А если не найдете? – Я скривил губы в горькой усмешке.

- Будем считать, что эксперимент не удался. Хорошо то, что твой разум содержит мало сочувствия, и понимания чужого горя, поэтому негативная информация о бесполезности утраченных часов твоего существования практически не принесет вреда нашей тонкой паутине нервных сплетений.

Мысленно прослушивая весь этот бред, мне вдруг стало невыносимо жалко себя, и других подобных мне, которые еще не знали, что завтра их будут извлекать из-под обломков бетонных глыб, и возможно все еще разрабатывали план по моему унижению.

Шевельнулся небольшой камень лежавший почти рядом с валуном. И тут я обратил внимания на сам валун, он стал не таким высоким, как несколько часов назад. Глыба медленно врастала в землю. Мой внутренний голос подсказывал, что нужно как-то выбираться. Но в голове у меня не проблеснуло и искры подобной мысли. Это давало небольшое преимущество перед умными тварями.

Встав, на верхушке собственного камня, я выпрямился и потянулся, разминая затекшее тело. Мой разум и внешность выглядели абсолютно спокойными, а в душе бурлило и бушевало. Чувство страха, надежды, негодования и мольба о помощи все смешалось в одну симфонию желания жить.

Я с тоской посмотрел в сторону моста, и сердце мое взорвалось фейерверком радости там, на проселочную дорогу, ведущую к кладбищу, свернул автомобиль. Он мчался прямо ко мне, сверкая зажженными фарами.

- Ну так как, ты согласен? – Прозвучало в моем мозгу.

- Нет. – Возразил я.

- Почему? У тебя же нет выхода. Еще чуть-чуть времени и твоя возвышенность исчезнет. Так стоит ли задерживаться?

- Ты же сам сказал, что выбор всегда есть. – И мои губы растянулись в счастливой улыбке.

- О чем это ты? – Прозвучал у меня в голове тревожный вопрос. - Какое спасение? Откуда?

Его вопросы остались без ответа. Я уже спрыгнул с валуна и летел сломя голову на встречу автомобилю, спотыкаясь и поскальзываясь, но умудряясь оставаться на ногах.

Добежав до машины, рывком открыл дверь, и рухнул на переднее сиденье, и заорал что было силы:

- Гони, - но из моей глотки вырвались лишь хриплые звуки.

За рулем сидела Алла.

- Зачем ты здесь? Я так волновалась. – Сказала она, и нажав на газ плавно тронула автомобиль с места. У задней дверки послышался скрежет.- Проволока. - Произнесла она огорченно, и дала задний ход. Автомобиль немного подбросило, и раздался чавкающий звук.

- Что это? - Она хотела опустить стекло что бы выглянуть наружу.

- Нет. – Выдохнул я, и схватил её за руку. - Не останавливайся. – Прохрипел я уже членораздельно. – Поехали, ну давай же быстрей.

Она пожала плечами. И направила автомобиль на чуть виднеющуюся проселочную дорогу.

- Я узнала, что ты здесь от твоего шофера. Но зачем ты здесь? – Повторила она вопрос.

- Не знаю, потом может быть, когда ни будь, расскажу. А сейчас уматываем.

Алла посмотрела на меня изумленными глазами. Но больше не сказала не слова и до самого дома мы ехали молча.

Она, возможно, обиделась, на мою неблагодарность, и не хотела заводить разговор первой. А я всю дорогу думал как поступить завтра? Опоздать на совет директоров и позволить случиться тому, чему должно было быть. Или «возлюбить врага своего, как самого себя» и, сорвав заседание, направить историю по другому руслу.